| Цитаты Владимира Владимировича НабоковаВладимир Набоков ( 10.04.1899 - 02.07.1977 ) - русский, литературовед, переводчик, писатель, поэт, энтомолог | |
Я в достаточной мере горд тем, что знаю кое-что, чтобы скромно признаться, что не знаю всего.
Ни один человек не способен сам по себе совершить идеальное преступление; случай, однако, способен на это.
Кто может сказать, какие глубокие обиды мы наносим собаке тем, что прекращаем возню!
Я опять рыдал, пьянея от невозможного прошлого.
Мечта и действительность сливаются в любви.
Ночь дана, чтоб думать и курить
и сквозь дым с тобою говорить.
Да и не все ли равно откуда приходит нежный толчок, от которого трогается и катится душа.
Ты живешь в своем мире, а я в своем. Не будем налаживать междупланетное сообщение. Все равно ничего не выйдет.
Есть дружбы, подобные циркам, водопадам, библиотекам; есть и иные, сравним их со старым уютным халатом.
Гроза растаяла. Небо ясно.
Трава подернута серебром.
Светло и сыро. Хочу ужасно
Пройти по радуге босиком;
С веселой песнею подниматься
И на верхушку дуги цветной
Верхом усесться и пошептаться
С последней тучкою грозовой!
Я буду радостен и бесстрашен.
Кругом - сияние синих снов,
Внизу - квадратики пестрых пашен,
Зигзаг речонки и пух лесов.
А если радуга вдруг исчезнет,
Бледнея, спрячется в синеву, -
Я с ней погибну в лазурной бездне
Иль в мир надсолнечный уплыву!
Окно узника - нищенский паек неба
У меня сердце чешется. Ужасное ощущение.
Толстой - непревзойденный русский прозаик. Оставляя в стороне его предшественников Пушкина и Лермонтова, всех великих русских писателей можно выстроить в такой последовательности: первый - Толстой, второй - Гоголь, третий - Чехов, четвёртый - Тургенев. Похоже на выпускной список, и разумеется, Достоевский и Салтыков-Щедрин со своими низкими оценками не получили бы у меня похвальных листов.
Блуждая по запущенному саду,
я видел, в полдень, в воздухе слепом,
двух бабочек глазастых, до упаду
хохочущих над бархатным пупом
подсолнуха. А в городе однажды
я видел дом: был у него такой
вид, словно он смех сдерживает, дважды
прошел я мимо и потом рукой
махнул и рассмеялся сам; а дом, нет,
не прыснул: только в окнах огонек
лукавый промелькнул. Все это помнит
моя душа, все это ей намек,
что на небе по-детски Бог хохочет,
смотря, как босоногий серафим
вниз перегнулся и наш мир щекочет
одним лазурным перышком своим.
Если мне бы сказали, что за это меня завтра казнят - я всё равно бы на неё смотрел.
